Благородство. Jaspers

 Благородство  человека. Вопрос, возможно  ли  еще достоинство человека,

идентичен  вопросу,  возможно ли еще  благородство. В настоящее  время  речь

больше не может идти об аристократии как о господстве меньшинства в качестве

наследственно  привилегированного  слоя,  возвысившегося  над толпой  в силу

своей  власти,  имущества,  воспитания  и   осуществленного  в   нем  идеала
образованности, -  того  слоя,  который  считает  себя  и считается  другими

быть  господством  лучших. Если  аристократия как социальный  слой  временно
сообществом лучших. Аристократия  редко могла длительное время действительно
принадлежала  к  числу  самых  значительных  явлений,  то  очень  скоро  она

выделяющемуся  в толпе индивиду, требование равенства, беспощадная  изоляция
превратилась в господство меньшинства,  которое, само являясь массой, обрело
типичные черты  таковой;  принятие решений большинством, ненависть к каждому
каждой   особенности,  непредставительной  для   всех,  преследование  всего

в  ряде  случаев  создавала неповторимый  духовный мир, было  следствием  ее
выдающегося.  Аристократия, как  господство меньшинства  в  качестве  массы,
заимствует доступные  всем ее  членам исключительные качества как социальные
суррогаты действительного благородства человеческой экзистенции. То, что она
происхождения  из  подлинно  благородного  социального  слоя  и  постоянного


самовоспитания.
     И впредь могут появляться, вероятно, могущественные социальные слои, но
они будут варварскими.

 Проблема  человеческого благородства состоит теперь в

спасении воздействия наилучших, число которых невелико.

     Однако эта аристократия не может держаться в стороне от  мира, заполняя

личную  жизнь  романтической  любовью  к  прошлому.  Если  она  не  войдет в
сознательном волении  в условия существования своего времени, с которыми она

притязаниями.
     Лучшие  представители  благородства  внутри человеческого
фактически связана, она составит лишь искусственные группы с необоснованными
  бытия  -  не

талантливые, которых можно было  бы выделить, не  типы рас, которые
наиболее
 

ожно  установить  антропологически,  даже  не  гениальные  люди,  создающие
м

ыдающиеся произведения, то среди них всех те люди, которые являются  самими

всобой, в отличие от тех,  кто ощущают в  себе лишь пустоту, ничто не считают


своим, бегут от самих себя.
     Сегодня начинается 

 последний поход  против благородства. Он ведется не

на  политическом или социальном уровне, а в самих дyшax  людей. Следовало бы

повернуть  вспять то развитие,  которое считают сущностью  нового, но теперь

уже  прошедшего  времени,  - раскрытие личности. Серьезность  проблемы,  как

позаботиться  о  человеке массы, который не желает внутренней независимости,
ведет к  восстанию  в  каждом  из нас  экзистенциального  плебейства  против

которую человек  завоевывает в  ходе своей судьбы, может быть в конце концов
самобытия, требуемого от  нас божеством в  его  таинственности. Возможность,
уничтожена.  Инстинкты  людей  массы вновь, как  уже не  раз, и опаснее, чем

существовании массы.
     Именно   это  
когда-либо,    объединяются   с    церковно-религиозными   и   политическими
абсолютистскими инстинктами,  чтобы  освятить  универсальное нивелирование в

восстание  направлено  против   подлинного   благородства

человека.  Прежние  политические  восстания могли  оказаться  успешными,  не
разрушая его;  это  же, если бы  оно удалось, уничтожило бы самого человека.

пророков и  греческих философов, превратило бытие человека в то, что затем в
Ибо не только последние века, но все историческое время, начиная с иудейских
новое  время  стали  называть  личностью. Однако по-разному  именуемое,  оно


объективно  недоступно,  всегда  остается  единственным, ничем не  заменимым
способом самобытия.
    

 Солидарность. Когда  люди  перемешиваются, как пыль, действительность в

ее  достоверности  встречается  лишь  там, где  друзья  являются  подлинными
друзьями в фактической коммуникации  их  открытости и солидарности, в личной

ее  связь
верности.
     От  одиночества  спасает  не  мир,  а самобытие, устанавливаю
щ

ного человека с другим. Это  единство обладающих самобытием есть невидимая
о
д

ействительность  существенного. Поскольку объективного  критерия  надежного

дсамобытия  не существует,  оно не  могло  быть  объединено в группы  власти.

х  слабость, сила  их может сохраняться только в невидимости. Существует не

"Треста порядочных людей", как принято было говорить, не  существует. В этом

ификсированная  в   договорах   связь,   более   сильная,  чем  национальное,
государственное,  партийное и  социальное  сообщество,  чем  раса. Эта связь


непосредственно незаметна и проявляется лишь в своих следствиях.
     Подобная

 близость обладающих самобытием людей - лучшее,  что может быть

нам даровано сегодня. Эти  люди служат  друг другу гарантией того, что бытие
есть.  В миру это те, кто меня волновал как  действительность, кто оставался

просто  общался. У нас больше нет пантеона, им служит нам память об истинных
во мне,  приводил меня к самому себе, а  не те, кто проходил мимо,  с кем  я
людях,  которым  мы обязаны тем, что стали  такими,  как  мы  есть.  Влияние

действителен  в качестве живых.  Они пребывают для  нас как  бы в  уверенном
известных из  истории великих людей становится для нас решающим не сразу, но
лишь  в  той степени, в какой они как  бы вновь  узнаются в тех, кто был нам
знании их близости, остаются  без  притязаний вовне,  без обожествления, без

вязанности   самобытных   людей,  которые   верны  обязательству  постоянно

пропаганды.  Они  не  встречаются  среди того,  что  открыто  публичности  и
значимости, и тем не менее именно они определяют правильное движение вещей.
     В изолированном существе подлинного благородства быть не может. Оно - в

синтересоваться друг другом, помогать  друг  другу, когда они встречаются,  и
быть  готовым  к  коммуникации,  ожидая  ее,  не  проявляя  навязчивости. Не
сговариваясь, они  сохраняют  взаимную  верность,  более непоколебимую,  чем

олидарностью  лучших их членов,  которая  ощущается,  даже если не  находит

основанную на договоре. Такая солидарность распространяется и на врага, если
одно  самобытие подлинно противостоит другому.  Тогда осуществляется то, что
могло   бы  быть  в  политических   партиях,  невзирая   на   все  различия,

ссвоего  выражения, потому  ли, что  для этого  нет  повода,  или потому, что
ситуация не предоставляет для этого возможности.

отделиться  от  встречающихся повсюду
Солидарности  этих людей надлежит
 

актических  предпочтений,   связанных   с  симпатией  или  антипатией,   от

фсвоеобразной   притягательности  друг  для  друга  всякой  посредственности,

остоянно  молча  действующего объединения многих  против немногих. Если все

чувствующей себя хорошо  при  отсутствии  высоких требований, от вялого,  но

пони  чувствуют себя  уверенными в массе,  в  которой они  встречаются  и  из
которой   они   выводят  свое  право,  то  солидарность  тех,  кто  обладает

на ненадежна из-за слабости, связанной  с малочисленностью и неуверенностью

самобытием,  хотя  и   бесконечно  более  прочна  во   взаимной  надежности,
распространяющейся  даже на не допускающее объективацию поведение, но в мире

ово встречах. У многих есть десятки друзей, которые не являются таковыми; эти
же счастливы, имея одного.

рассеяно  в мире. Тот, кто
Благородство  духов, обладающих самобытием, 
 

ступает в их сферу, приходит  к этому не на  основе суждения, а посредством

восуществления своего  собственного бытия. Единство этого  рассеяния  подобно

рузей,  тот  или   другой   член   которой  благодаря  объективности  своей

невидимой церкви некоего corpus misticum [мистическое тело] в анонимной цепи

ддеятельности обнаруживается  другим, быть  может, далеким самобытием. В этом

без`образном  царстве духов  время  от  времени  находятся  отдельные  люди,

которые воспламеняются в близости строгостью своей коммуникации. Они  всегда
служат  началом  высшего  взлета,  возможного теперь  в  мире.  Только  они,


собственно говоря, создают облик людей.
    

 Благородство и политика.  Массы  приводятся в движение вождями, которые

говорят им, чего они хотят; историю творит  меньшинство. Однако  в настоящее
время маловероятно, чтобы массу могла  бы  постоянно  держать в  повиновении

сегодня  все люди,  неспособные  действительно  мыслить  в  силу  отсутствия
аристократия, право которой  на  господство она бы признавала.  К сожалению,
самобытия,  все-таки благодаря тому, чему  они научились, обрели способность

ет возникнуть вопрос, каким образом меньшинство, получив  на
мгновение  одоб
высказывать свои мысли и манипулировать ими. Между тем, обретя таким образом
свою долю в. мышлении, масса беспрерывно осуществляет нажим.
     Поэтому мо
жрение  массы,  приходит к  осуществлению власти,  посредством
которой  оно впоследствии  и при отсутствии  одобрения сохраняет господство,
формируя человека массы, который  не есть он сам и не знает, чего он  хочет.

гий  по крови
объединиться,  чтобы  завоевать  власть  в государстве.  Они  
Замкнутое меньшинство может в сознании своего благородного происхождения под
именем  авангарда  или  в  качестве самых  передовых,  наиболее  волевых  из
последователей вождя, в силу исторически унаследованных привил
еформируются по
аналогии с прежними  сектами: строгий отбор, высокие требования,  постоянный
контроль; они ощущают себя элитой и пытаются после захвата власти  сохранить
свои  преимущества посредством воспитания молодежи,  способной продолжать их

тократическую  массу меньшинства. Безнадежно  в определяемую
массой эпоху жд
дело. Однако  даже  если  при  возникновении этой  элиты  сила  самобытия  в
качестве благородства человека и могла играть известную роль и продолжает ее
играть в  ведущих индивидах,  то  в  своей  совокупности  они создают новую,
отнюдь  не  ари
сать благородства человеческого бытия в образе господствующего
меньшинства.
     Поэтому  аристократия  и  масса  окончательно  и  на  необозримое время
перестали  являть  собой специфические  политические проблемы.  Правда,  они
встречаются  еще  как  антитезы в  политической аргументации, но это  только

своего осуществления.
     
слова;  по существу  же,  все  дело  в  том, господствует ли  организованное
меньшинство  над большей массой, или  благородство действует анонимно внутри
массового  порядка; устанавливается ли  несправедливая и поэтому невыносимая
форма управления,  или  благородство  человеческого духа находит  сферу  дл

яЛожное притязание на благородство. Поскольку благородство есть лишь  во

взлете, в  котором  завоевывает  себя  бытие, оно  не может  само дать  себе

предикат.  Оно -  не род, в который человек входит или не входит, а  человек

вообще  в  возможности   своего  взлета.   Поскольку  мы  склонны   находить
удовлетворение только в существовании, сила взлета всегда свойственна только

качестве вершины ее сущности, а скорее смутный упрек ей. Лишь непонятные они
немногим  и  в них  непостоянна. Эти немногие  -  не  представители массы  в
становятся ей известны.

Где  идея  равенства   отдаляется   от  только  метафизически  мыслимой

значальной  возможности и  касается фактического существования  людей,  она

илишена  истинности;   именно   поэтому  от   нее  почти   всегда   безмолвно

еприятный  смех,  мерзкие удовольствия,  недостойные жалобы, ощущение  себя

отказывались. Отвратительные  физиогномические  черты в поведении  и облике,

нсильными  только в  массе - все  это не  оттолкнет лишь  того, кто только  в
пошлом окружении чувствует себя  в сообществе равных. Нет человека,  который

ере, в какой они  служат, трудятся, поднимая взор, знают импульс возможного

мог бы равнодушно видеть себя в  зеркале;  чем сильнее  он переживает взлет,
тем острее чувствует он  другое в себе. Людей массы следует признавать в той

мвзлета, другими словами, в той мере, в какой они сами суть то, чем в большей
степени  являются  немногие.   Любви  достоин  не  человек   как   экземпляр
существования, а человек  как возможная экзистенция, в каждом индивиде - его

е;  ложное  становится

возможное благородство.
     Если  же благородство  в человеке  хочет  понять  себя как определенное
существование  и  выделить   себя,  то   оно  становится  ложным;   истинное
благородство  анонимно  как  требование человека к се
бжестом и требованием, обращенным к другим.
     Поэтому в ответ на вопрос, возможна ли еще в наше  время  аристократия,
следует апеллировать лишь к человеку, задавшему  этот вопрос, к нему самому.


Поле  духовного сражения  существует в  каждом,  если  он  еще  не полностью
утратил силу.
    

 Философская жизнь. Благородство человека может быть названо философской

жизнью. Благородством обладает тот, кто обладает истиной веры. Кто опирается
на авторитет в том, чем  он может быть только сам, это благородство  теряет;

своего  взлета  как движение  конечного  самобытия  в его крушении,  истину,
тот же,  кто вверяет себя божеству,  не  теряет себя, но претерпевает истину
исходя из которой все  происходящее  в мире не может быть для  него большим,

  внутреннего действия  в
чем он сам есть для себя.
     Сохранить требование к этому благородству - прежде всего дело традиции.
Невозможно достичь всего во  внешнем  действии; дл
я

нтре вещей человека  существует  слово, не пустое слово, а  слово, которое
ц
е

ожет  пробудить  то,  что  приближается. Слово  преображается, но  остается

мтайной  нитью,  по  которой  ощупью пробирается сквозь время подлинное бытие

нешняя  действительность существования  мира лишена  души,  есть  последний

человека. В качестве  философской  жизни это  бытие  человека, без  которого

всмысл  философского  мышления;  только  в  нем  находит  свое  подтверждение
систематическая философия.

жит  просто следовать, и  не  идеальный  тип,  в
соответствии с которым надо
В характере философской жизни  человека заключена  его  судьба. Это  не
предписание,  которому надл
е строить свою жизнь. Философская  жизнь вообще не
есть нечто идентичное для всех. Она - армия отдельных людей, поток  падающих

бы он ни  был  ничтожным,
последует за ним во взлете своего самобытия.
звезд, который, не  зная  откуда он  пришел  и куда  направляется,  проходит
сквозь  существование.  Отдельный человек,  каким